ЖИВИ СЕГОДНЯ! - часть 1.

[Тётушка Ленуца]

Автор

КАК В ПРОШЛОМ ЖИЛИ БУДУЩИМ

Когда-то давно, когда деревья были большие, а мы, наоборот, маленькие, - о будущем говорили и думали очень много. И мы, дети, тоже не стояли в стороне, размышляли о будущем: кто кем станет, что вообще будет, когда вырастем, станут ли обычным делом космические полёты… Мечты о будущем были делом не только личным, но и общественным. Мечтать – полагалось. С тех дальних времён в моей памяти заблудился отрывок из какого-то стихотворения: «Ребята любят светлый класс,/ где учатся, читают/ и где с вожатыми подчас / о будущем мечтают». То есть мечтают не абы как, а под руководством старших товарищей. Значит, представление о будущем считалось делом важным, существенным. А ещё мы пели хором: «Пускай подростки пока мы и мечтатели,/ юных школьников семья, /но мы грядущего создатели –/ помните, друзья!»

Помню, в четвёртом классе по истории мы в трёх учебных четвертях проходили про прошлое, а по весне, в четвёртой четверти, - про будущее. То были брежневские времена, но в школе ещё господствовали оптимистические хрущёвские идеи – коммунизм к 80-му году, невиданное изобилие «материальных и духовных благ», во что взрослые, скорее всего, уже не слишком верили, во всяком случае, в отношении сроков. Брежневские времена, самые спокойные и изобильные в советской истории, стали временем массового скепсиса и безверия.

Но будущее, безусловно, существовало в сознании людей. О нём постоянно говорили, думали – на всех уровнях. Госплан строил планы, трудящиеся их изучали, конкретизировали применительно к своей организации, учреждению, заводу, школе. Пятилетние планы развития народного хозяйства можно было купить повсюду в виде брошюрки за 10 копеек. В 8-м классе мы изучали их по географии. Тогда у нас была экономическая география СССР – ну и изучали то, что есть, и одновременно, то, что будет создано и построено в очередной пятилетке. И семьи строили планы: служебного роста, переезда на новую квартиру, окончания вуза. Помню, я ещё училась классе в 7-м - 8-м классе, а мама с меня требовала ответа: в какой вуз я пойду учиться? И ругала меня, не знающую, за легкомыслие. Многие – знали. Свекровь моя рассказывала: она с 8-го класса точно знала: она должна получить золотую медаль, приехать в Москву и поступить в такой-то вуз. Не все были столь целеустремлённые, но и в нашем поколении такие водились: моя приятельница с 6-го класса знала, что хочет стать судьёй. И стала! Ровно в 26 лет (по закону разрешается с 25-ти). (Правда потом, в новой России, она уже не работала, но это другая история).

Все люди, вся жизнь, сколь я себе представляю, были устремлены в будущее. Советские люди словно бы отчасти жили в нём – ну, примерно так, как сегодня участники исторических реконструкций (я знаю таких) живут в значительной мере в прошлом. Во всяком случае, для советский людей будущее обладало высочайшей степенью реальности. Уж как ни стебались в Перестройку над пресловутой «уверенностью в завтрашнем дне», а она - была, и не только и не столько в смысле пенсий или там низкой квартплаты, а в чём-то гораздо более значительном. Это значительное состояло в принципиальном НАЛИЧИИ этого самого будущего. Оно – было. Дальнейшее показало, что так бывает далеко не всегда.

Люди жили отчасти в будущем, и этим объясняется некоторое равнодушие к деталям быта, к условиям жизни в настоящем, совершенно не понятное современным людям, живущим строго в сегодняшнем дне и живущими именно этими деталями быта. Нам, нынешним, с сегодняшним нашим чувством жизни, кажется, что не имея достаточного выбора сортов колбасы (или – о ужас! – просто колбасы), или зимних сапог, или материалов для ремонта – те давние «совки» должны были только молча страдать от отсутствия вожделенных благ. А они – не страдали, а как-то даже не замечали недостатка. Есть – радовались, а нет – ну и ладно, есть вещи поважнее. Русские люди вообще не мастера выстраивать быт (ох, не мастера!), а тут соединилось несколько факторов: русская отвлечённость от мелочей, жизнь в будущем, неповоротливость плановой экономики… Надо ли удивляться, что быт советских людей был даже не столько беден, сколь нелеп и не организован.

Откуда это взялось – жизнь в будущем? Это фундаментальное свойство социалистической религии. Социализм и дальнейший коммунизм как высшая фаза социализма – всё это, безусловно, религия, вера. Ну ладно – идеология: помесь философии и религии.

Так вот Будущее в социалистической религии обладало сакральным смыслом: оно заменяло Рай, присущий религиям обычным. Поскольку в социалистической религии не было предусмотрено ничего потустороннего, не было жизни вечной, а умирая – человек переставал жить, так сказать, полностью и окончательно – требовалось что-то для замены, для компенсации потерянного Рая. Этим Раем коммунистической веры стало Будущее. Будущее – это нечто сказочно прекрасное. Ради него можно и нужно страдать, жертвовать, ну или, как минимум, упорно трудиться.
Своей жизнью человек служит будущему, он, маленький, запечатлевается и воплощается в этом большом и вечном – в будущем. Будущее – не что-то фатальное, оно самым непосредственным образом зависит от наших усилий, мы его – строим. Образ стройки в коммунистической вере тоже обладал сакральным смыслом: строили коммунизм, был такой термин – советское строительство. Это вовсе не стройка домов, а разработка и воплощение государственного аппарата и его органов.

Сакрализация будущего – не изобретение социалистической религии. Это восходит к оптимистической философии Просвещения с его центральной идеей прогресса. Универсальное благо прогресса – это ведь тоже далеко не эмпирический факт, а скорее вера. Что жизнь в целом улучшается по мере поступательного движения науки, техники, каких-то организационных изобретений – всё это далеко не доказанный факт. Побочные факторы каждого крупного усовершенствования столь велики, что заставляют сомневаться в благотворности самого усовершенствования. С прогрессом жизнь становится всё более усовершенствованной и всё менее подходящей для жизни, и дальновидные люди ужаснулись прогрессу ещё на рубеже 18 и 19 века. Но так или иначе философия Просвещения, лежащая в фундаменте коммунистической веры, приписывает прогрессу и соответственно будущему прямо-таки божественные свойства. О каждом деятеле прошлого или настоящего, о каждом явлении вообще - было принято устанавливать: прогрессивно оно или не прогрессивно. Прогрессивный – это было универсальной похвалой. Но опять таки – это выдумали не большевики, это прямиком «приехало» из философии Просвещения. Чернышевский, горячий адепт этой философии писал в забытой ныне книге «Что делать?»: «…будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в неё из будущего. Стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее все, что можете перенести». Это знаменитый «Четвёртый сон Веры Павловны», излагающий в концентрированном виде социалистические мечты автора. Заметьте: будущее – по определению неизмеримо лучше настоящего. А кто это доказал, из чего это следует? Никто и ни из чего! Это – вера. Та самая вера, что, как сказано, движет горами. Символ веры – слова Маяковского: «Отечество славлю, которое есть, / Но трижды — которое будет».

Социалистическая вера в будущее, свойственная нашему народу в прошлом, создавала гигантскую «тягу». Она давала возможность без уныния пережить «временные трудности», которых в избытке выпало на долю прошлых поколений. Но это была не просто некая социальная анестезия – это был движок, создававший сильную тягу. Люди трудились ради будущего, ради детей – личных и ещё более – коллективных. Их жизнь была больше, длиннее, обширнее и значительнее краткого мига физического существования. Именно поэтому удались и гигантские стройки, и победа в Великой Отечественной войне, ныне объявленная «нашим всем» по отсутствию иных зримых достижений.

Именно поэтому сегодня, при объективно гигантских деньгах и современной технике никто и не мыслит взяться за дела, которые повседневно делались отцами и дедами: сил нет, движок заржавел. Блогер
young-granma.livejournal.com/1304.html?view=280...
рассказывает: «У меня один знакомый препод в университете решил приколоться, дал курсовую студентам-экономистам - составить инвестиционный проект строительства СШГЭС, БАМа, атомного ледокольного флота, Норильского меткомбината, Камского автозавода, как будто бы их нет, но надо построить в сегодняшних условиях. Он сам потом офигел, изучив порядка 20 работ своих студентиков. Ни одному из них даже в голову не пришло, что такие масштабные проекты возможно осуществить за счет внутренних резервов (и это в условиях нефтяной халявы, когда баррель за сотку!), а уж сроки окупаемости проектов вообще получились какими-то фантастическими. Например, один будущий рулевой экономики новой России (кстати, закончил вуз с красным дипломом) пришел к выводу о том, что если СШГЭС построить сегодня, то окупаемость проекта будет достигнута через 60 лет. Даже если допустить, что он ошибся вдвое, и окупятся затраты всего лишь через 30 лет, все равно очевидно, что подобный прожект сегодня нереализуем в принципе. Никто не будет вкладывать деньги в затею с таким сроком окупаемости, если можно дать взятку, кому следует, отмутить землю возле оживленной трассы, построить там гипермаркет и отбить баблозатраты через 2-3 года”.



В Перестройку стала популярной мысль, что-де большевики обещали счастье в будущем, да ничего не дали, обманули народ. Это рассуждение не принимает во внимание, что Будущее было Раем коммунистической религии, а вовсе не только обещанием в житейском, политическом или паче того граждански-правовом смысле. Коммунистическая религия, помещая Рай в будущее, оказывалась в невыгодном положении по сравнению с традиционными религиями, помещающими его туда, откуда никто не возвращался. Но, с другой стороны, Рай, находящийся «по эту сторону» создавал едва ли не бОльшую тягу, чем идея загробного воздаяния.

Вообще, обсуждение любой религии с позиции атеизма – всегда приводит к изумлению: как в эту муру можно верить и даже умирать ради этого? Прочтите Библию глазами атеиста, просто как текст прочтите – и такая мысль вам гарантирована. Для атеиста священное писание ничем не отличается от историй про Бабу Ягу и Кощея Бессмертного. Сила религии – в вере её адептов. Более того, религия только и существует постольку, поскольку в неё верят. А верят, как и любят, всегда «просто так», ни за что. Вернее, потому, что предмет веры, как и любви, затронул какие-то тайные струны души, но в этом крайне мало или вовсе нет рационального, рассудочного.

Кризис коммунистической религии «светлого будущего» вступил в клиническую фазу в 70-е годы (доклиническая стадия началась несколько раньше). Любопытно, что ослабление и потеря веры, кризис такого жизнеощущения, о котором я писала, наступивший в 70-е годы, выразился в бешеной популярности песни из фильма «Земля Санникова»:
Призрачно всё в этом мире бушующем,
Есть только миг за него и держись,
Есть только миг между прошлым и будущим
Именно он называется жизнь.

Помню, мы в стройотряде горланили эту песню хором, хотя для хорового исполнения она вроде бы не приспособлена.

За прошедшие двадцать пять лет произошло множество изменений, среди которых главнейшее – радикальная смена жизнеощущения. Люди не просто перестали жить будущим: само будущее – исчезло. Жизнь стала плоской, словно средневековая картинка, нарисованная тогда, когда ещё не умели изображать перспективу. Об этой радикальной перемене – в следующий раз.